«Диализ - не приговор»: как отец троих сыновей из Кирова живёт на искусственной почке

Гемодиализ называют искусственной почкой. Его назначают пациентам при острой и хронической почечной недостаточности, когда свои почки не могут выполнять все нужные функции. Кировчанин Константин Уткин попал на гемодиализ в 16 лет. В 3 года у него обнаружили пиелонефрит. С того момента начались ежегодные поездки по больницам на обследование и мониторинг.

История болезни, или Жизнь на гемодиализе

Со временем пиелонефрит перерос в хроническую почечную недостаточность, забив единственную почку до конца, вторая по каким-то причинам не развилась. Будучи подростком, 16-летний Костя узнал о почечной недостаточности, заметив ухудшение аппетита, постоянную сонливость и уменьшение выделения жидкости, хотя пил много воды. Когда совсем стало плохо, юноша с родителями поехал в омутнинскую больницу (родился Константин Уткин в посёлке Песковка Омутнинского района). Тогда об этом заболевании мало кто хорошо знал, поэтому лечение назначали по накатанной: плохие анализы – значит, надо прочиститься. Константин вспоминает, как врачи навели 3-4-литровую кастрюлю и стакан с солевым раствором, который надо было пить каждые пять минут, ещё больше накачиваясь. Мальчику было всего 16 лет, тогда он ещё не понимал, что с ним происходит. Со временем становилось только хуже. Врачи сдались и отправили на лечение в Киров.

– Мама у меня золотая, все эти годы с детства, с трёх лет, она куда только не звонила и не ездила... Конечно, я всю эту подноготную не знал тогда, маленький был. В Москву сколько раз пробивалась в больницу. У меня было непонимание: ну болезнь, полечится и пройдёт, и всё будет хорошо. Запомнился случай, когда из омутнинской больницы шли с родителями до вокзала. Идти тяжело, одышка, потому что воды много. Была зима. Стояла машина у гаража, попросили водителя довезти, как отец его только не уговаривал: плохо, тяжело, отвезите. Не увёз. Тогда я понял, что люди бывают очень жестокие. Им без разницы на чужую жизнь, смерть, самочувствие, – вспоминает Константин.

Потом юношу привезли в областную клиническую больницу. Тогда диализ был областной, «Нефросовета» ещё не было. Стояла зима, в палатах никто не лежал: были приходящие пациенты, которые только переодевались в палатах.

– Первый шок, когда меня завели в палату. Во-первых, они были как в военных фильмах: белые двери с маленькими окошечками, гремят, трещат. Палата пустая, четыре койки – здоровые, операционные, ничем не заправленные, только коричневые матрацы. Я удивился, куда меня привезли. Потом мне застелили койку, и началось моё приближение к операции, к фистуле, чтобы создать сосудистый доступ для аппарата. Начали делать капельницы, уколы, пошли ограничения. А потом как заходил, забегал, запрыгал…

Когда сделали фистулу, лечение убрали. По словам Константина, есть промежуток, когда нужно ждать, пока фистула созреет (когда кровоток расширит вену, чтобы в неё можно было попадать иглой).

Учителя у Константина были хорошие, понимающие, поэтому проблем с учёбой не возникало. В школе мальчик учился до 9 класса, периодически – на дому, так как проблемы со здоровьем начались в 9-11 классах. От экзаменов юношу освободили, поэтому мандраж перед сдачей ему не знаком. Аттестат выдали по итоговым оценкам. Когда одноклассники Константина приехали в Киров, он жил уже здесь два года, сначала снимал квартиру, а потом семья помогла купить своё жильё. В то время молодой человек не понимал, как будет учиться, ведь процедуру нужно посещать три раза в неделю: в понедельник, среду, четверг. В итоге поступил на заочное обучение на техническую специальность. С 18 лет Константин начал самостоятельно жить в Кирове, сам себя обеспечивал, пенсия в то время у юноши была 6-8 тысяч рублей.

– Начал задумываться о работе. Но камнем преткновения были мысли: а кто меня вот так возьмёт? Да и график непонятный. И в один прекрасный день как-то сидел на остановке, мимо ехал автобус. На нём написано: «Кто хочет работать – ищет работу, кто не хочет – причину. И в голове промелькнуло: значит, я просто не хочу работать? А причиной считаю диализ, потому что надо же чем-то оправдывать своё положение. С этого момента я начал двигаться самостоятельно, за что-то биться, как-то сопротивляться, а не просто всё сваливать на диализ.

Константин признаётся, что были периоды усталости от процедуры: опять иголки колоть. Вспоминает, как в 16 лет заглядывал в палаты, думал, физиотерапия – полечил и домой поехал, а потом врачи сказали, что это пожизненно. Тогда для молодого человека это был шок и неприятный удар. Пациенты, которые выходили с процедуры, больше пугали.

– Говорили: да тут мрут, как мухи. У меня и так шок, что это на всю жизнь, а тут ещё наваливали сверху. Про болезнь я не изучал, информации тогда никакой не предоставлялось, так как телефоны были кнопочные. Один человек мне сказал, что мужчины на диализе бесплодны, для меня это снова был шок. Ну в итоге у меня три ребёнка, все мальчики. Старшему 15 лет, – рассказывает Константин Уткин.

Первые год-два он даже боялся есть суп. В целом у гемодиализных пациентов достаточно много ограничений, в основном касаемо калия: нельзя сухофрукты, персики, бананы, абрикосы. Но разрешены яблоки и апельсины. Также нежелателен фосфор: чем он выше, тем быстрее растёт паратгормон. Его выделяет щитовидная железа для укрепления костей. У пациентов есть список продуктов с микроэлементами в них. Также есть и ограничения в некоторых действиях. Так, например, людям с гемодиализом не рекомендуется поднимать тяжёлые предметы, так как шейка бедра – это самое слабое место. В основном переломы приходятся на неё и кистевые суставы. Чтобы держать себя в тонусе, Константин занимался в тренажёрном зале.

– Движение – это жизнь. В тренажёрном зале разминаются суставы, ты себя чувствуешь живее: тут не болит, там не болит. Мой личный девиз «С каждым шагом ближе к цели». Это распространяется на всё: даже от магазина до дома дойти или начать какое-то дело.

Первое время Константин боялся ходить на процедуры диализа, так как пациенты пугали, стращали, что «никто не выживает, а если и выживешь, то там непонятно, что будет». Встал вопрос о пересадке почки. Сначала, говорит Константин Уткин, боялся, потом работа, потом появилась семья. Когда появилась вторая семья, он с супругой три раза ездил в Москву в центр Шумакова, собрали документы, анализы, прошёл предоперационную проверку, а по внутренним органам врачи объяснили, что пересадку делать нежелательно из-за проблем с мочеполовой системой. Тогда бы пришлось делать ещё ряд операций, кроме замены почки, в короткий период. Но вряд ли кто за это возьмётся, а если это всё посыплется после операции, то есть вариант остаться на койке как овощ. В итоге пересадку решили не делать.

Константин Уткин проходил лечение в отделении диализа в областной клинической больнице. Но в 2013 году в Кирове открылось отделение диализа «Нефросовета» в помещении областной больницы. Когда новое медучреждение делало капитальный ремонт на верхних этажах, пациенты государственного отделения лечились на первом. По завершении ремонта, замены проводки и труб, пациенты перешли в «Нефросовет». Константин предполагает, что государственный диализ стало сложно поддерживать финансово, поэтому их передали частной организации.

При этом сами пациенты не почувствовали никакого перехода и проблем, но заметили разницу в качестве диализа:

– Если раньше я выходил с процедуры, то час или полтора ещё лежал на кушетке или в палате, потому что было тяжело. Может быть, очистка была виновата или аппараты старые: были такие, что тебя могло перекачать. Ты заказал скачать литр лишней жидкости за четыре часа, а он, например, 2,5 литра выдергивает за час. Жуткие судороги, слёзы из глаз. Рассказывали, что мышцы рвало. У меня обошлось, но один раз перекачало: любой частью тела двигаешь, и её скручивает. Если расслабишь, ещё сильнее скручивает. У нас почти у всех спинки кроватей были выбиты, потому что люди упираются ногами, пытаются расправить пальцы, чтобы икры не тянуло.

Удивлением для пациентов стало наличие в новом отделении диализа сенсорного экрана, где можно смотреть телевизор, видео или фильмы в интернете, а также следить онлайн, как проходит процедура, и при необходимости вызвать врача. Это намного облегчило четырёхчасовую процедуру. В отделении областной больницы Константин в основном читал книги. Самое сложное было в государственном отделении – проходить процедуры летом, особенно в третью смену, так как кондиционеров не было, работал приточный вентилятор, который просто гонял воздух, а аппараты во время работы нагревались и давали тепло. Сейчас в частном отделении таких проблем нет. Ещё одним приятным новшеством стала индивидуальная форма для пациентов и закреплённый за каждым аппарат.

– Раньше мы знали, какой аппарат нормальный, какой может сбоить, перекачивать и недокачивать. И ты стоишь с бельём наготове в дверях, двери открываются и как мухи кто куда. Потом притираешься и стараешься ложиться на один и тот же. Лежали все в одном зале – и с гепатитом, и без гепатита. Сейчас в «Нефросовете» есть разделение, для пациентов с гепатитом – отдельный зал.

Перед процедурой диализа в «Нефросовете» пациентам сначала измеряется температура, затем они проходят к своим шкафчикам для уличной одежды и надевают тапочки. До самой палаты, которая находится на втором этаже, можно доехать на лифте, а можно и дойти пешком. Константин предпочитает подниматься по лестнице. Затем пациенты переодеваются в костюмы и выходят на пост качества, где измеряется давление, пульс, вес, а после отправляются на процедуру. Автор: Таня Пуш