Непреоборимая защита

Листая дореволюционные издания русской духовной периодики военных лет (то есть за 1914–1917 годы), удивляешься тому, как же мы мало знаем об этой войне. А ведь и в ту далёкую, трагическую Первую мировую были свои замечательные победы, свои удивительные герои, свои явления милости Божией. Так же на поля сражений уходили недавние мальчишки; переодевшись в мужскую одежду, поступали в полки и героически сражались за Родину отважные русские девицы; убегали из родительских домов десятилетние отроки и получали за беспримерные подвиги Георгиевские кресты. Уходили вместе с войсками на фронт и представители духовенства. Русских солдат, в большинстве своём вчерашних крестьян, родные и близкие напутствовали молитвой и святыней-благословением, через которую Господь хранил воинов во время смертельной опасности. Об одном из таких случаев свидетельствует рассказ, обнаруженный нами в журнале «Вестник военного и морского духовенства» за 1916 год.

Был вечер петроградского туманного дня в конце сентября 1914 года. С небольшой колокольни Николаевской церкви, расположенной при казармах гвардейского стрелкового полка в центре столицы, раздавался вечерний звон колокола, призывавший солдат к общей братской молитве. Полковой двор был пустынен. По временам по нему пробегали бравые стрелки, суетились мальчики-певчие, спешили женщины и дети из соседних домов, желавшие успеть к началу службы. Вот быстро прошёл в храм прикомандированный к полку высокий, бодрый священник Афанасий.

Немного спустя во дворе появилась большая толпа крестьян, человек 500. Это были запасные, призванные из Яранского уезда Вятской губернии в ряды воинов для защиты нашей Родины от врагов. Оглушённые столичным шумом, сиротливо чувствуя себя вдали от родного уезда, растерянно жались они друг к другу и терпеливо стояли, переминаясь с ноги на ногу. Русские армяки и сермяги, на многих лапти, на голове шапки и капелюхи, а за спинами мешки, — они казались такими чуждыми здесь, во дворе полка, где всё говорило о кипучей военной жизни стрелков.

Впереди этой толпы стоял невысокий, коренастый крестьянин. На груди его на широком шнуре висела большая икона Спасителя. Её внешний вид свидетельствовал о долгом пути. Как потом выяснилось, этот святой образ был передан в благословение от родного города яранцам, призванным на военную службу. Заботливо оберегая его в пути, вместе с ним пришли они в стрелковый полк и теперь, смущённо стоя, не решались внести его в полковую церковь. Бежавший мимо церковник, узнавши об иконе, немедленно доложил священнику. Отец Афанасий тотчас же вышел из храма, приблизился к толпе и, приложившись к святому образу, стал расспрашивать крестьянина Якова Ложкина, откуда икона и кем написана. Обласканный батюшкой, Яков подробно всё рассказал.

Священник возвратился в церковь и предложил собирающимся на богослужение поднять святыни полкового храма и выйти навстречу яранцам. Благоговейно склонившись пред принесённым образом, отец Афанасий взял его и, держа высоко, при торжественном перезвоне колоколов и при общем пении молитвы внёс его в храм и положил на приготовленный аналой. Затем батюшка с тёплой речью обратился к молящимся:

«Сейчас мы приняли в свою среду вот этих русских молодцов. Из далёкого Яранска посланы они своими семьями на защиту нашей Родины. Вместе с благословениями родных наши братья принесли эту святую икону Спасителя, данную им в благословение от их города. С ней они вступили в родной отныне и для них наш стрелковый полк и храм его. Примите же, воины, новых своих товарищей не только с лаской, но и с общей молитвой. Духовные дети мои, вместе помолимся, дабы первый молебен в столице яранцы отслушали в своём полку. А чтобы закрепить связь между прибывшими и настоящими воинами, предлагаю вам, братья, на добровольные пожертвования соорудить прочный киот для этой иконы. Когда начальство двинет полк и в его числе прибывших яранцев на боевые позиции, святой образ в благолепии будет предшествовать тем, коим в благословение он дан».

Начался молебен. Радостно стояли новоприбывшие среди стрелков и горячо молились пред своим образом, осенённым полковыми хоругвями. Ещё так недавно жались они во дворе, сиротливые и смущённые, несмело чувствуя себя в стенах полка. Прошло немного минут, и вот нахлынула любовь общерусская, христианская, встретила их забота полкового пастыря, и стоят сейчас яранцы радостно, чувствуя, что от своих семейств пришли они в такую же родную полковую семью. И здесь, в их храме, лежит святой образ, перед которым там, в далёком Яранске, молились их родные, провожая со слезами своих кормильцев на защиту царя-батюшки и обширной Родины.

Гармонично пел полковой хор, истово совершался молебен и затем торжественное всенощное богослужение, в конце коего, после чтения Евангелия и горячего призыва священника Афанасия, среди молящихся замелькала тарелка, на которую посыпались трудовые копейки как почин на доброе дело — сооружение киота для прибывшего образа Спаса Нерукотворного, Защиты Непреоборимой.

* * *

Прошло два месяца. На полковом дворе заметно необычайное оживление. Суета, казалось, захватила весь полк. Всё было в деле, всё лихорадочно копошилось и трудилось: сегодня маршевая рота в числе 600 человек уходит на боевые позиции. Центр этой роты составляют наши яранцы. Затянутые в военное обмундирование, при полном боевом снаряжении, с винтовками в руках, обученные воинскому искусству, превратились они в тех русских воинов, мужеству и доблести коих ныне дивится весь свет.

По команде выступающая рота быстро выстроилась в боевом порядке с командиром и офицерами батальона впереди, и начался напутственный молебен. Тихо реют в воздухе полковые хоругви, блестит позолота икон, а впереди на аналое в новом киоте — яранский образ. Лик Спасителя благостно взирает на русскую воинскую семью, горячо, с истовой верой молящуюся перед выступлением на защиту Родины и веры православной. Молебен закончился одушевлённым словом пастыря. Кратко разъяснив цель молитвы, отец Афанасий в яркой речи напомнил стрелкам недавнее вступление яранцев в среду полка, историю их образа и, торжественно воздвигнув эту икону, осенил ею всех воинов, коленопреклоненно принявших благословение своего пастыря.

С разрешения командира тот же Яков Ложкин принял от рук священника родной образ и во главе колонны понёс его на вокзал. Стройными рядами прошли стрелки по улицам столицы и на перроне вокзала сгрудились около полковых святынь. Толково, быстро, без излишней торопливости и толкотни наполнился солдатами поезд. Расположивши свои вещи в вагонах, воины окружили отца Афанасия, который тёплой отеческой речью напутствовал их. Что говорилось, о том ведало сердце православного пастыря, чувствовавшее, куда и зачем отправляются его духовные чада. От сердца лившееся слово шло к сердцу солдатскому, и эта братская беседа-напутствие привлекла к себе всех пассажиров вокзала.

Вот прозвучал второй звонок. Стрелки заняли места около вагонов. Раздалась команда «на молитву». Взяв образ Спасителя из рук его охранителя, батюшка высоко поднял его и медленно осенил им готовый к отправлению поезд. Начатая священником молитва «Спаси, Господи» была подхвачена солдатами. Под её пение святая икона была внесена в офицерский вагон и установлена на почётном месте. Заботу о ней в пути по приказанию начальника эшелона принял на себя Ложкин. Закончилась молитва, и после третьего звонка под могучие крики «ура», слившиеся с плачем провожавших и звуками торжественного марша, тихо тронулся воинский поезд. После его отхода долго ещё оставалась на перроне группа провожавших во главе с отцом Афанасием, который с затуманенным от слёз взором крестил удаляющихся стрелков. Так отбыли яранцы со своей великой охраной, родным образом-благословением, на ратный подвиг.

* * *

Стояло октябрьское воскресное утро 1915 года. Также шумел и волновался Петроград, так же звучали гудки автомобилей, звенели звонки трамваев, спешила столичная толпа. В церкви стрелкового полка шла Божественная литургия. На ней причастилось 750 воинов, готовящихся к выступлению на боевые позиции. После Литургии начался обычный воскресный молебен о даровании русскому воинству победы над супостатом. Красивый голос диакона чередовался с громкими, проникнутыми глубокой верой возгласами священника. Все усердно внимали этой молитве в полковом храме, уже много раз видевшем тела доблестных стрелков, жизнь свою положивших в текущую войну за веру, царя и Отечество и здесь получивших последнее целование и почесть. Кончился молебен обычным многолетием, и под звуки его молящиеся стали подходить к кресту. Быстро пустел полковой храм, последним из него направился к выходу отец Афанасий.

На пороге церкви его встретил бравый загорелый стрелок с Георгиевской медалью на груди. «Батюшка, благословите меня после долгой отлучки», — сказал он, протягивая руки для благословения. «Откуда ты, голубчик?» — спросил священник. «Разве Вы не узнали меня? Я — Яков Ложкин, вернулся на поправку с боевых позиций». Приятно удивлённый отец Афанасий расцеловал воина, с большим интересом вступил с ним в беседу, и вот что поведал ему солдат, окружённый тесным кольцом внимательно слушавших его стрелков: «Когда на вокзале мы расстались с вами, батюшка, и с родным полком, я всё время оставался у нашего образа Спасителя, теплил свечу около него. Ехали мы пять дней и высадились на северном фронте недалеко от боевых позиций. Два дня мы шли пешком и остановились на назначенном нам месте. Здесь святую икону по распоряжению начальства я установил около полкового знамени. Явившийся к нам батюшка отслужил молебен, на который собралось около 5000 солдат. Узнавши об образе, они толпами спешили к нам и с радостью лобызали святыню. Близилась ночь. Где мы стояли, там и остались на ночлег. Икону за неимением аналоя утвердили на колышке, вбитом в родную землю. Затеплил я свечку около образа, и тихо мы провели первую ночь под звуки канонады. Всё время днём прибегали к иконе солдаты, чтобы, приложившись к ней, опять возвратиться на своё место. Все благодарили нас, что мы привезли на позиции святыню.

На другое утро мы, сдавши образ на хранение в наш обоз, ринулись в атаку. Бой с австрияком был упорный, горы трупов неприятеля устилали место боя. Господь чудесно хранил нас: в нашей части было убито не более 15 человек и столько же ранено, тогда как австрийцев лежали целые горы. За этот бой я получил Георгиевскую медаль, а затем в скорости заслужил и Георгиевский крест IV степени. Боевая служба наша продолжалась до 7 июля. В течение этого времени мы переходили с места на место. Зимой наш полк смотрел государь император. Во время царского смотра наша святая икона находилась у полкового знамени. Когда началось отступление, был тревожный момент. Мы попали под ураганный огонь противника. Пули жужжали, как мухи, но Господь хранил нас: отбиваясь от сильнейшего врага, мы спокойно отошли в полном порядке, не понеся больших потерь. Здесь я был ранен шрапнелью в голову в трёх местах: два осколка сейчас вынуты, а один ещё ношу в голове. Когда я уходил из полка на поправку сюда, хотел взять с собой святой образ, но ротный командир по просьбе солдат сказал: «Пусть икона останется с нами; чрез неё Господь хранит нас от смерти. Не нужно лишать нас этого великого утешения». Так образ остался на позициях, заботливо оберегаемый всеми. Святыня находится по уставу в обозе, следует за войсками; перед боем и после него пред нею служатся молебны, и солдатики привыкли видеть её около себя.

Сейчас, мысленно пробегая всё прожитое там время, я с верой говорю: велика была милость Господня! Сколько раз мы были в боях, под обстрелом, в атаках и вылазках, и Господь хранил нас. Я приписываю это святыне, бывшей с нами! Мы, яранцы, решили по окончании войны опять перенести этот образ в яранский собор. Там сейчас находится такой же, сооружённый городом перед русско-японской войной. Он был с яранцами в битвах с японцем и по окончании войны поставлен в храме на память потомкам. Мы и решили: когда закончится эта война, около той иконы поставить в соборе и наш образ Спасителя, находящийся ныне на позициях.

Наши солдаты просили меня передать Вам, батюшка, их низкий поклон за проводы и украшение святой иконы. Мы часто вспоминали и встречу, и проводы нас на войну, и часто посылали вам своё русское спасибо за Ваши молитвы, назидания и торжественные проводы». С радостью слушал отец Афанасий бесхитростную беседу обвеянного пороховым дымом Георгиевского кавалера-яранца и с великим удовлетворением убеждался, что сильна вера у русского солдата, которому Господь невидимо сопутствует Своей помощью.

Упомянутый выше храм — Николаевская церковь 3-го лейб-гвардии стрелкового полка в Петрограде, а имя ревностного пастыря, чутко возгревшего искру веры яранцев, — священник Афанасий Алексеевич Воздвиженский.

Подготовили насельницы Владимирского монастыря с. Пиксура