На комбинате «Искож» чтят память ветеранов

Как участников войны, так и тружеников тыла и тех, кто работал на комбинате в трудные послевоенные годы

Благодаря этим людям комбинат не только выстоял в трудных условиях, но и постоянно модернизировался и сейчас имеет славу одного из передовых предприятий области.

Сегодня мы публикуем воспоминания Леонтия Фёдоровича Татаурова, возглавлявшего комбинат с 1946-го по 1972 год, награждённого орденами Ленина, Трудового Красного Знамени, значком «Искожевец», который ему в числе десяти работников комбината вручили по итогам соцсоревнования 1942 года. При нём были созданы Доска почёта и Книга почёта комбината.
«Несмотря на тяжёлые материальные условия военного времени, на ограничения в снабжении паром, энергией и материалами, комбинат за годы войны 1941-1945 гг. увеличил объём производства против первых пяти лет (1935-1940 гг.) более чем на 20%», – писал Леонтий Фёдорович в газете «Искожевец» за 7 октября 1947 года.

А в 1945 году с трибуны Всесоюзного совещания работников лёгкой промышленности прозвучала благодарность в адрес работников промышленности искусственных кож: «Надо сказать большое спасибо работникам промышленности кожзаменителей. Это благодаря им наша огромная армия была обута, не испытывала в этом нужды». И, что важно, кировские искожевцы занимали ведущее место в отрасли – кирзу выпускали только кировчане.

Леонтий Татауров: «Время было и тяжёлое, и неспокойное»

«На комбинат я пришёл в феврале 1935 года после окончания Кировского кожевенно-обувного техникума. Назначили меня начальником смены на заводе «Пласткож». В октябре ушёл в армию, вернулся в 1937 году. За это время всё руководство комбината сменилось: и директор, и главный инженер, и секретарь парткома, и начальники заводов – все были арестованы как враги народа.

«Когда они успели стать врагами?» – недоумевал я. Директор комбината т. Яблонко – коммунист с 1916 года, выпускник промышленной академии.
Новым директором назначили т. Гефена. Уже было построено новое производство «Гралекс», начальник которого тоже был арестован. «Гралекс» выпускал новый вид кожзаменителя. Год я отработал на «Пласткоже». Вызывает меня как-то директор и говорит: «Принимай «Гралекс», там надо навести порядок». Так я стал директором «Гралекса».

В это же время заканчивалось строительство областного драматического театра. Комбинат получил заказ на выпуск обивочной искусственной кожи для кресел. Дважды не получалось подобрать нужный оранжевый цвет: выходила то пятнистая, то полосатая. Культура производства была низкая. К третьей попытке готовились основательно: в выходной день очистили от грязи всё оборудование, рабочим выдали новую спецодежду, стеллажи для готовой продукции обтянули белой тканью. И всё прошло удачно: выпустили около двух тысяч квадратных метров оранжевой кожи. Одели ею кресла, а через 4 дня нам звонят: «гралекс» пачкает. В чём дело? Оказалось, что строители при побелке забрызгали мебель, стали её мыть и смыли слой искусственной кожи. Что делать? Открытие театра было назначено на ноябрьские праздники, срывать его никак нельзя – мероприятие политическое. Мы посоветовали покрыть кресла лаком. Все ждут праздника, а я переживаю: придёт в театр женщина в нарядном платье, лак отпотеет и уйдёт она с оранжевыми следами на одежде. Но всё прошло благополучно.
Этот обивочный материал сменили в театре уже после войны, лет через 15. Потом такую обивочную ткань мы делали для московского и челябинского театров. Приезжали к нам два художника, которые готовили юбилейный альбом к 60-летию Сталина. Они тоже использовали наши ткани.

Началась война. Производство перестроилось: надо было выпускать кирзу для пошива голенищ сапог, шорно-седельный заменитель – для покрытия и пошива упряжки, седелка (много было конной тяги).

С начала войны мы занимались выпуском резинотехнических изделий. Выпускали пористую резину для шлемов танкистов, чтобы смягчала удар. Много «резинотехники» выпускали для наших военных заводов – на Филейке и для «Лепсе».

В 1943 году мне было приказано принимать цех чёрной резины – не тянули они план. Хотел отказаться, считая, что там работают инженеры, прирождённые резинщики Серебряков и Ольшанецкий. Но директор настоял. Пришлось подчиниться. Ольшанецкого оставили заместителем, а Серебрякова перевели начальником лаборатории.

Через неделю директор вызывает снова: «Так вот, Татауров. Северный Кавказ немцы отрезали, бензин на пласткожу не поступает, надо, чтобы чёрная резина делала свою программу и пласткожу. Всех людей отдадим тебе». Отвечаю: «Чёрная резина ещё свою программу не сделала». А директор твёрдо: «Надо делать две программы». Через неделю мой зам слёг в больницу – он был астматиком, и остался я в этой ситуации один. Но кое-какой опыт работы у меня уже был. Каждые два часа мне докладывали о том, как идёт программа. Справились, сделали оба плана. Мне дали премию – полтора оклада. Так я работал на чёрной резине до апреля 1944 года.

В 1943 году за жульничество посадили директора Гефена, главного бухгалтера, коммерческого директора, начальника центрального склада. Гефену первоначально присудили расстрел, но потом заменили его на 20 лет. Отсидел десять. Приходил, когда я уже был директором комбината.

На эту должность меня назначили в ноябре 1946 года. Но этому назначению предшествовала целая история. В 1945 году (я тогда был коммерческим директором), в сентябре, на комбинате случился сильный пожар. Директор Ковальский был в отпуске, главный инженер – беспартийный, вызвали на партбюро меня и исключили из партии, остальным – по строгому выговору. Через месяц вызвали на бюро обкома партии и заменили исключение строгим выговором.

В 1946 году я был в командировке в Москве и там узнал, что на коллегии меня назначили директором комбината, а директора Ковальского – начальником Главка. Я говорю: «Не могу, у меня строгий выговор». Но мне показывают телеграмму из обкома КПСС о снятии выговора. Так, с декабря 1946 года до сентября 1972-го я был директором комбината «Искож».
Всякое было: и плохое, и хорошее. Комбинат в то послевоенное время не имел ни одного капитального склада, все деревянные. Надо было всё менять и строить заново. Заново создали ОКС, нужна была техника – с большим трудом доставали самосвалы, экскаватор, башенный кран. Нужен был цемент, строители. Потихоньку начали менять перекрытия. Работа наладилась.
А в это время организовали Совнаркомы и на предприятиях ликвидировали ОКСы. Забрали всё приобретённое с таким трудом: и технику, и материалы. Осталась одна столярка, и ту хотели забрать. Но я закрыл её на замок, поставил охранника с ружьём, а сам пошёл к председателю Совнаркома. Столярку удалось отстоять.

Вывозить готовую продукцию стало не на чем, привозить сырьё тоже. Транспорт весь отдали облисполкому. Как без него работать? Сотни тонн сырья надо подать в цеха! Собрал своих парней из транспортного и говорю: «Езжайте по области, покупайте где можете трактора, тележки. Гоните их на комбинат». А облисполком наш транспорт списал и поставил его к забору. Мы свой транспорт выкупили и стали пользоваться им на территории комбината.

Сколько потрачено нервов! Всё нужно было выпрашивать, всех уговаривать. Вскоре вышло постановление Совета Министров о реконструкции промышленности искусственных кож. Я получил разрешение реконструировать цех картонов, построить склад химикатов, цех цветной резины. Стали разрабатывать свою стройбазу. Сменили перекрытия, правдами и неправдами выбивали цемент. Меняли резиновую пластину на рубероид, шифер, цемент, начали строить жильё, сносить бараки. Построили дороги между цехами, складами.

Уже при Брежневе расширились полномочия директоров. Жить стало проще: увеличили участок пресс-форм, конструкторский отдел, создали электролабораторию, КИП, исследовательскую лабораторию, участок механизации.

Создали костяк инженерно-технических работников в исследовательской лаборатории под руководством Л.Д. Синцовой. Был очень сильный конструкторский отдел, создали свою машиносчётную станцию, причём одними из первых. Выписали телефонную автоматическую станцию, а кабель достать не могли. Узнали, что нужный кабель выпускают в Риге. Но как его получить? А в то время мы выпускали мездровый клей высокого качества. Каждую неделю я лично отчитывался перед председателем Совета Министров Косыгиным за этот клей – сколько выпущено, сколько и кому отпущено. Только он им распоряжался. Я взял на себя смелость: клей, выпущенный сверх плана, отдали Риге, а взамен получили нужный кабель. Без разрешения сверху ничего делать было нельзя.

Первыми в области и даже в системе лёгкой промышленности мы перешли на новую систему планирования и экономического стимулирования. Косыгин расширил права предприятий: стали сами определять себе программу и сообщать в Главк, а они её принимали. Благодаря тому, что у нас была машиносчётная станция, каждый день мы знали, как идёт программа, экономические показатели, заработную плату.

Часто на базе комбината проходили совещания директоров родственных предприятий, с которыми мы делились своим опытом работы. В эти годы была создана база для дальнейшего развития производства, трудовых традиций предприятия».